И эта тактика вполне оправдывала себя. «Возмутители спокойствия» были, как правило, рады видеть в своих рядах человека с незапятнанной какими бы то ни было рискованными идеями репутацией солидного учёного мужа. А любителям состояния покоя внушало покой уже то, что один из них считался своим в лагере «противника». Ну, а начальство?… Начальство видело в Дудникове определённую гарантию против чрезмерных «загибов» институтской молодежи — этакий гироскоп, гарантирующий непременно необходимую в науке устойчивость. Отсутствие колебаний, вибраций и других не всегда желательных физических явлений.
По всем этим причинам предложение директора института о назначении Дудникова заместителем председателя Сектора физических методов исследований доисторических памятников ни у кого не вызвало возражений. А когда Тарасюк отбыл в Саммили, заместитель стал председателем. Точнее, вр. и. о., то есть временно исполняющим обязанности…
Однако эти четыре буквы не спасали положения. Против обыкновения, Дудников вдруг оказался официальным главой весьма рискованного, с его точки зрения, предприятия. И это Дудникова чрезвычайно угнетало. До недавнего времени в ответ на вопрос о гипотезе Белова он мог смело отвечать: «Я гипотезами не занимаюсь… Моя функция — историческая интерпретация результатов исследований. Какими бы методами, с вашего позволения, они ни велись…»
Теперь же он был в ответе за всё. В том числе и за эту дурацкую гипотезу.
С той самой минуты, как самолет с Тарасюком и Кремневой оторвался от бетонной дорожки Шереметьевского аэропорта, Дудникова не покидало какое-то крайне неприятное чувство кривизны. Как будто кто-то постоянно тянул его в сторону с твёрдого и ясного пути и он, того и гляди, должен был попасть в яму.
Особенно усилилось это ощущение после того, как склонный к авантюрам Тарасюк прислал сообщение о так называемом портрете так называемого космонавта…
И предчувствие не обмануло Дудникова.
Шестого июня, едва он вошел в институт, к нему подбежала взволнованная старушка библиотекарь.
— Вольдемар Семенович! Вы велели докладывать об иностранных откликах… Мне только что позвонили из центральной библиотеки. Просят вас приехать туда…
— Зачем?… Насколько мне помнится, все заказы я делаю через вас…
— Не знаю, Вольдемар Семенович, право, не знаю, в чём дело! Мне только сказали, что большая неприятность… И чтобы я сразу, как только увижу вас…
— Пустяки! — небрежно произнес Дудников. — Наверное, опять какой-нибудь пасквиль на Белова. А нам-то с вами что? Ведь он даже не сотрудник нашего института!
— Нет, не на Белова, — тихо промолвила библиотекарша. — Я спросила…
Дудников пожелтел, вся кровь схлынула с его румяных щек.
— Не на меня же? — пытаясь улыбнуться, выдавил он наконец.
— Не знаю, право же, не знаю, — повторила старушка.
Дудников машинально, неизвестно зачем, расстегнул портфель, потом снова застегнул его и, не говоря больше ни слова, устремился к выходу.
Через полчаса молодой сотрудник иностранного отдела библиотеки, сохраняя на своём лице бесстрастное выражение, протянул ему журнал в лакированной обложке:
— С утренней почтой из Рима.
Дудников взял журнал, водрузил на аккуратные уши прозрачные оглобли очков — и обмер.
Прямо на него с яркой обложки журнала глядели улыбающиеся глаза… Кремневой!
Поперек плеча девушки красивым крупным шрифтом была набрана какая-то надпись. А над ее золотистыми волосами виднелось уже знакомое Дудникову чудище в скафандре.
— Переведите, пожалуйста, — попросил Дудников.
— Извольте!… «Юная русская художница рисует портрет космического пришельца на диких скалах Саммили. Читайте репортаж нашего корреспондента на третьей странице».
А третья страница сообщала:
«В интервью, данном нашему нью-йоркскому корреспонденту молодым ученым-археологом мистером Уильямом Смитом, исследователь, несколько дней назад покинувший Аравию по семейным обстоятельствам, сообщил, что вблизи оазиса Саммили экспедиция, с которой мистер Смит имел честь сотрудничать, обнаружила весьма интересные наскальные изображения людей и животных.
Эти изображения сделаны обитателями пустыни в древнейшие времена.
Мистер Смит сожалеет, что не может познакомить наших читателей с этими находками без разрешения профессора Фернана Гизе, оставшегося для завершения исследований в Саммили.
Чтобы окончательно не разочаровывать нас, мистер Смит любезно согласился передать редакции фотографию «Гостя из космоса» — картины, нарисованной на стене пещеры участницей экспедиции мисс Майей Кремневой из Москвы».
Дудников внимательно выслушал перевод и, вопреки ожиданию молодого сотрудника иностранного отдела, не упал в обморок. Напротив, лицо его приняло спокойное, удовлетворённое выражение.
— Этого следовало ожидать, — важно проговорил он. — Наука не терпит легкомыслия, потому что легкомыслие не удовлетворяется наукой.
Толстый палец Дудникова постучал по изображённому на обложке журнала скафандру:
— Вот на что идут народные денежки. Да ещё в иностранной валюте! Между прочим, я был единственным человеком, который возражал против поездки Кремневой в Саммили. Меня не послушали — и вот результат. На-ли-цо!
— Что же теперь будет? — сокрушённо спросил молодой сотрудник.
— Теперь будет всё, чему положено быть в подобных случаях, — ответил Дудников.
Через неделю в Саммили ушла телеграмма на имя начальника экспедиции Тарасюка: